Cобытия 40-х годов XIX в. (из журнала «Старообрядец», 1906 г.)

Я была еще девочкой, — рассказывала мне одна бывшая крепостная крестьянка, старуха, — а эта беда так въелась в память, что и сейчас думаю, будто это было только вчера. Дело было на масляной. Отец поехал с другими мужиками за лесом барину. Вечером он возвратился, управился с лошадью, вошел в хату, сел на лавку, помолчал немного и сказал: «Демида и Ивана-дядю выпороли на конюшне; двадцать пять розог дали».

Мать с недоумением и страхом посмотрела на него, а он продолжал: «Мы рубим, накладываем лес. Смотрим – едет наш барин на охоту. Завидев нас, мужиков, он подъехал и собрал нас, одних старообрядцев. Мы подошли. Меня попросил батюшка поговорить вам о вере. — И он стал говорить и сожалеть о нас, что мы не «православные». «Теперь, говорил барин, приходит пост,и вы к своему священнику больше ездить не будете. А причащаться, ведь, надо. Правда, Демид, надо? спросил он. Скажи по правде, ты человек грамотный! -Да, барин, ответил Демид, это правда, причащаться нужно, без причастия – погибель, только…

Ну вот, слышали, мужички, что сказал ваш грамотей, что если вы не будете причащаться…. Только барин… Демид хотел было объяснить, что причащаться надобно у истиннаго священника, а не у еретика, — а барин на него: Молчать! Как ты смеешь меня перебивать? Пятнадцать розог на конюшне! Так вот, обратился снова к нам барин, если вы не будете причащаться, то погибнете. А я, как от Бога поставленный над вами вместо отца, должен заботиться о вашем благополучии, чтобы вы не погибли.

Значит, в первое воскресенье великаго поста, обязательно все должны причаститься в церкви, — слышите? Никто ни слова. Милый барин!вдруг сказал дядя Иван. Вы лучше наложите двойную работу… Что хотите делайте, только избавьте нас, барин, от вашего приказа. Так точно, государь батюшка-барин, Иван сказывает правду… — стал было поддерживать Демид. Что-о? Грозно закричал барин. Вы меня вздумали учить? Вот я вас научу! Он с сердцем бросил ружье о землю, которое выстрелило и чуть не убило его самого. Хохлу Науму досталось. Он стоял возле барина и радовался, что мы пойдем в их хохлацкую церковь молиться*. Смотрим, ему, как первому подвернувшемуся, накладывает барин со злости в шею, потом втоптал его в сугроб и уехал.

Скучно стало нам, не весело. Приехали с лесом, свалили, куда было приказано. Войт* повел всех нас на конюшню. Там, сердитый и злой, барин дожидался нас и приказал дать дяде Ивану и Демиду по двадцати пяти раз. Их высекли… Потом барин сказал,чтоб в воскресенье все от мала до велика были в церкви. Если же кто ни придет, живого в могилу загоню. Отец замолчал… Мать стала плакать, а вместе с нею и я, хотя сама не знала, для чего.

С этого вечера каждую ночь тихонько собирались наши старообрядцы у кого-нибудь, и порешили возложить все упование на Бога, а для спасения себя и семейств пойти причащаться, но без благоговения, а проклиная их причастие и ихнюю веру. «Будем молить Бога, говорили они, до последней минуты об избавлении нас от этого несчастья». Действительно все молились и в слезах провели две недели – масляную и 1-ю неделю поста.

Вначале я смутно предчувствовала грозу, но в субботу первой недели поста стала ясно осознавать, что над нами висит опасность. В этот день мать и отец не давали корму ни корове, ни лошади, ни другой скотине. Мне тоже не дали есть,и даже мою меньшую сестру Анютку мать перестала кормить грудью. Ночь. по всей слободе раздавался рев скотины и крик детей. Жутко, страшно становилось, и есть хотелось страшно мне. Анютка громко и жалко кричала. Мать громко плакала и молилась. Она знала, что завтра ожидало нас. Никогда я не забуду этой мучительной и голодной ночи!

На завтра мы все отправились в хохлацкую церковь, где уже собрались почти все старообрядцы. Служили обедню. Мы стали и мысленно молили Бога – избавить нас от мерзкаго насилия. Но вот из алтаря раздался голос попа: «Со страхом и верою приступите!» Отряженные барином люди стали жать и теснить нас поближе к попу – причащаться, как вдруг священник споткнулся и розлил на церковный пол все причастие.

Вон раскольников! — закричал поп. Сейчас чтобы ни одного не было в церкви! Мы выбежали.Этот день нам казался тогда светлым праздником. Я удивляюсь доселе только одному: почему это поп споткнулся? Хорошо помню, что ковер, по которому он шел, был гладко, ровно разостлан, без единаго бугорка. Должно быть Бог услышал наши слезы и моленья и избавил нас от угнетений – заканчивала старушка.