Давно было это… лет за пятнадцать до 1861года. Мячковским крестьянами владел помещик по фамилии Разсохин. Он, как и большинство помещиков того времени, был самодур, занимался псовой охотой и в округе слыл за религиознаго человека. Последнее объяснялось тем, что Разсохин позолотил купол на сельской церкви и дарил мячковскому священнику о.Ферапонту, ежегодно, по новой рясе и с крестьян —старообрядцев брал двойные подати. Старообрядцев в с.Мячкове было не мало, и хотя жилось им вдвое тяжелее, но, любя Христа, терпели и находили сил нести двойную тяготу. Из среды старообрядцев выделялись три сестры, — девицы. Жили они по смерти отца и матери вместе, труд и отдых делили поровну, и отличались чистотою и непорочною жизнью. Не только старообрядцы, но и прочие крестьяне питали к сестрам наилучшие чувства и уважение; это вполне понятно- среди темнаго, непросвещеннаго даже начатками знания крепостного населения, сестры были грамотныя и в их домике, на краю села, на полке за иконами лежало несколько толстых старинных книг в толстых переплетах, перешедших к ним по наследству от родителей, затем там же клочки бумаги и чернила. Сестры никому не отказывали в просьбе что-либо написать, а в свободное время учили маленьких детей славянскому чтению. Не только дети, часто взрослые, не старообрядцы, приходили «к сестрицам» поговорить о Боге, забыться хотя на минуту от тяжелой действительности. В праздники и накануне сестры зажигали лампады и совершали службы. Изредка в село тайно наезжал старообрядческий священник и останавливался на сеновале у сестер. Тогда на походном антиминисе совершалась Божественная литургия. Крестьяне-старообрядцы, крадучись, по задам, сходились к сестрам, чтобы отстоять Божественную службу и присутствовать при совершении великаго таинства. О.Ферапонт недружелюбно смотрел на просветительскую деятельность сестер-старообрядок, и однажды, когда Разсохин возвратился после неудачной охоты, он мимоходом заметил, что не мешало бы принять меры «искоренению раскола». Сначала Разсохин новых мер не принимал и удовлетворялся старыми, т.е. двойной податью, но когда о.Ферапонт за преферансом сообщил ему, что губернския власти начинают коситься на него покровительство расколу, Разсохин задумался и поручил о.Ферапонту предпринять что-либо, что он найдет нужным. О.Ферапонт был человек опытный и давно знал где находится корень мячковскаго «раскола»: своей жертвой он наметил сестер-старообрядок. В один из праздничных дней о.Ферапонт обратился к народу с речью, в которой заявил, что отныне в Мячкове не будет более «раскольников», а все должны обратиться к «православной» церкви, кто не захочет, так с тем будут говорить иначе.В тот же день перед барским домом собрались обитатели села. На просторной веранде, в светлом летнем костюме, дымя сигарой, сидел за самоваром Разсохин и о.Ферапонт, облаченный в легкую фиолетовую рясу. О чем-то весело болтали и смеялись. Народ разступил и пропустил вперед трех немолодых уже девушек, в белых покрытых «на кромку» платках, в белых самотканых рубахах и синих сарафанах. Это были приведенныя по приказу о.Ферапонта три сестры-старообрядки- «корень мячковскаго раскола». О.Ферапонт, окончив какой-то смешной анекдот, спустился со ступенек террасы. -Ну, что, раскольницы,- обратился он к старообрядкам,- смотря на них масляными глазами,- упорствуете?.. Под рыжеватыми бровями о.Ферапонта забегали злобныя огоньки. Девушки, опустив глаза, молчали. Народ стоял тесным полукругом и смотрел что будет делать о.Ферапонт. Последняго же бесил спокойный вид беззащитных девушек. — Отрекитесь! Девушки стояли по прежнему, опустив свои головы. О.Ферапонт задергался от гнева.— Так!.. Ну, мы увидим! Эй, приготовьте! Дворовые мужики принесли три лавки и пук длинных прутьев. — Начинайте! Девушек наполовину раздели и растянули ничком по лавкам; по обеим сторонам каждой стоял здоровый мужик с хворостиной. — Секите до тех пор, пока не согласятся, — прокричал о.Ферапонт, у котораго от волнения выступил на лубу пот. Истязание началось… Народ с ужасом смотрел на мученье страдалиц. Кто-то не выдержал и крикнул: — За что? Нешто они плохо сделали? Разсохин вскочил и сбежал с балкона. — Что?! Бунт? — кричал он, тряся перед ошеломленной толпой пистолетом. Народ стих, и одне женщины тихо плакали. Сначала мученицы не издали ни одного крика, ни одной жалобы; спины их покрылись синими рубцами, потом почернели… Розги поднимались и опускались с равномерным свистом; из запекшагося горла страдалиц послышался стон: они теряли сознание. О.Ферапонт стоял тут же с широко раскрытыми глазами и не мог оторвать взгляда от дела рук своих. Один момент он порывался крикнуть «довольно», но из раскрытаго рта вырвался один хрип. Розги свистели… Из почерневших рубцов брызнула кровь… Мученицы не шевелились…— Остановись! –- сдавленным голосом крикнул Разсохин. На скамьях лежали одни тела девушек — души их были у Господа. Народ молча и в ужасе расходился, какая-то древняя старушка громко причитывала. О.Ферапонт и Разсохин взглянули друг на друга и молча разошлись. Это злодеяние было совершено 6 июля, в день памяти святыя мученицы Лукии — девы. Мучениц похоронили рядом, в восточном углу старообрядческаго кладбища.С тех пор народная молва говорит, что в двенадцать часов ночи, с 5-го на 6-е июля над могилами замученных девушек появляются три бледных неземных огня и горят до разсвета. Некоторые ходят смотреть их на околицу, но при приближении к кладбищу они исчезают. Народ свято хранит сказание о трех мученицах за веру отцов и 6-го июля посещает их могилы. ж.«Церковь», №27, 1910г.
